KERAMASTER

ФУНКЦИОНАЛИЗМ — сформировался в начале 1920-х гг. и охватил не только архитектуру, но распространился широко и повсеместно на весь предметный мир — мебель, одежду, книжную графику сценографию и пр., заложил теоретическую и практическую базу дизайна.

Отчасти художественной предтечей современного движения послужил сформировавшийся в начале ХХ в. футуризм и конструктивизм /в изобразительном искусстве/. От футуризма функционализм воспринял его демонстративное отрицание творческого наследия, а от конструктивизма культ обобщенных абстрактных геометрических форм. Идеи архитектурного функционализма первоначально формировались в виде литературных манифестов, «бумажных» проектов, теоретических трудов. Его целями провозглашались оздоровление городов, улучшение жизни их населения на основе достижений социального и научно-технического прогресса.

Так, например, излагал в письме к Ле Корбюзье эти цели выдающийся отечественный теоретик и практик архитектуры М. Гинзбург: «Нас не связывает прошлое. Мы знаем, что современный город смертельно болен, но не желаем его лечить. Наоборот, мы хотим его разрушить и заменить новыми социалистическими формами расселения людей, лишенными внутренних противоречий, как пережитков капитализма».

Ле Корбюзье в свою очередь в «бумажном» проекте 1925 г. реконструкции центра Парижа /»план Вуазен»/ предусматривал радикальный снос всей исторической застройки центра /за исключением нескольких выдающихся памятников архитектуры/ на территории в 240 га и застройку её 18 одинаковыми крестообразными в плане стеклянными башнями офисов высотою по 200 м. Вся незастроенная часть территории центра отводилась «планом Вуазен» под озеленение с устройством надземного транспорта на эстакадах.

Так же радикален был Ле Корбюзье, как и предлагая в ответах на анкету МОСХа преобразовать центральную часть Москвы: «Нужно разрушить все существующие жилые здания… в корне уничтожить её радиально-концентрический облик, сохранить помимо Кремля лишь Мавзолей, Большой театр и особняки стиля Ампир«.

В представлениях и трудах идейных лидеров функционализма — Ле Корбюзье, В. Гропиуса, Т.ван Дусбурга, М. Гинзбурга — произошло слияние архитектурно-технических и социальных идей, сформировалось представление о возможности архитектурными средствами преобразовать социальную картину жизни людей.

Предполагалось, что за счет экономической эффективности новой строительной техники окажется возможным создать достойное жилище и полноценную городскую среду для наименее обеспеченной и самой многочисленной части горожан. В 1928 г. это единство взглядов передовых архитекторов Европы было организационно закреплено созданием CIAM/ Международного конгресса современной архитектуры/.

Конгресс подтвердил концепцию, современного движения и профессиональные обязанности архитектора по удовлетворению запросов материальной, чувственной, и духовной жизни общества. Целями CIAM была признана пропаганда идей современной архитектуры в социальных, экономических и технических кругах, реализация их в строительстве. CIAM боролся против академизма, эклектики и рутины. Его главными организаторами были Ле Корбюзье /Франция/, В. Гропиус /Германия/, Л. Серт /Швеция/, Гидеон /Швейцария/.

Особенно ярко идеи функционализма проявились в отечественной архитектуре 1920 — начала 1930-х гг. Специфика развития советской архитектуры этих лет, выдвинувшая ее на первое место в мире, определялась объективными социально-экономическими причинами /отмена частной собственности на землю, сковывавшей свободу архитектурного творчества, экспроприация крупной недвижимости дворцов, парков, садов царской фамилии, знати, крупной финансово-промышленной буржуазии/ и формированием новых целей архитектуры — создание новой достойной пространственной среды для нового общества.

Оба эти обстоятельства создавали условия для свободы творчества. Ему способствовало и отсутствие необходимости контролировать архитектурную фантазию требованиями практической реализации: в начале 1920-х гг. экономические условия для осуществления проектов были минимальны. Однако это не препятствовало ни художественным поискам, ни теоретическим разработкам.

Творческая соревновательность поддерживалась многочисленными конкурсами проектов по разнообразным программам и заданиям, возможностью широкой публикации материалов конкурсов, результатов теоретических исследований. Именно наличие реально новых условий, запросов и проблем отличало условия работы советских зодчих от достаточно прагматичной постановки социальных проблем в архитектуре Запада.

Сочетание новаторского языка архитектурных форм и решение новых социальных задач способствовало формированию в СССР подлинно революционного искусства, позже названного авангардным. Оно явилось генератором новых идей и концепций, изучение которых в нашей стране и за рубежом продолжается и в наше время.

Революционный романтизм советской архитектуры двадцатых годов придавал эмоциональную насыщенность ее образам. Это составляет ее существенное отличие от рассудочности и сухости образов архитектуры западного функционализма и привлекает к ней заинтересованное внимание, а иногда и подражание, архитекторов различных стран, поскольку только к концу века развитие строительной техники позволило реализовать ряд замыслов отечественных авангардистов.

К сожалению, на родине органичное развитие функционализма было жестко приостановлено директивным Постановлением ЦК ВКП/б/1932 г. «О перестройке литературно-художественных организаций», которое ориентировало архитекторов на активное применение в проектировании исторического наследия.

Проблема формирования новой архитектуры для нового общества в 1920-х гг. особенно привлекала архитекторов молодого и среднего поколений, объединявшихся в несколько творческих союзов /ассоциаций/. Установки этих ассоциаций имели различия, но ориентация на полный отказ от традиционного наследия была общей.

Возникшая в 1922 г. во главе с архитекторами Н. Ладовским, В. Критским и инженером А. Лолейтом Ассоциация новых архитекторов /АСНОВА/, называвших себя рационалистами, преследовала в основном эстетические цели: разработку принципиально нового синтаксиса архитектурных форм, основанного на объективных психофизиологических законах восприятия главных составляющих элементов архитектурной композиции- объёма, плоскости, ритма и т.п.

Наряду с поисками нового языка архитектуры члены АСНОВА работали над созданием новых типов зданий, отвечающих новым социальным процессам, явлениям и формам общественной жизни. Наибольшее их внимание привлекала разработка такого общественного здания, как рабочий клуб. Не случайно в 1925 г. к ассоциации примкнул арх. К. Мельников — автор первых шести рабочих клубов Москвы.

В 1925 г. возникло объединение современных архитекторов /ОСА/, которое возглавили А. и В. Веснины и М. Гинзбург. ОСА также ставило своей задачей формирование типов зданий, отвечающих новым социальным условиям. Однако подход архитекторов ОСА к проектированию был более прагматичным, чем у АСНОВА. В компоновке здания они считали основополагающей функциональную и конструктивную организацию пространства, как источник её гармонизации. Этот подход мастера ОСА формулировали как «функцию сконструированной материальной оболочки и скрытого за ней пространства».

Это направление получило в СССР наименование конструктивизм.
Различия в подходах сказались на образной трактовке сооружений, созданных представителями обеих школ. Легче всего это можно проследить на примерах, композиции зданий одинакового назначения, например, клубов, запроектированных конструктивистами А. и В. Весниными, и рационалистом К.Мельниковым.

Клубы Весниных /в Баку и Москве/ представляют собой свободно развивающиеся соответственно функции асимметричные обьёмно-пространственные композиции, клубы К.Мельникова — компактные целостные крупно члененные, как правило, симметричные объёмы, полноценно отвечающие функциональным требованиям.

С 1970-х гг. все направления развития отечественной архитектуры этого периода чаще всего обозначают общим термином «русский авангард».

В первой половине 1920-х гг. в СССР ставится задача создания недорогого, но достойного жилища для рабочих и формируется концепция массового жилищного строительства. К первым публичным выступлениям на эту тему относится статья Л. А. Серка в газете «Правда», основанная на его исследованиях начала 20-х гг. проблемы рационального жилища для рабочих. Он обосновал необходимость отказа от практики строительства одноквартирных деревянных домов и перехода к строительству блокированных или секционных двухэтажных домов с капитальными несгораемыми конструкциями и полным инженерным благоустройством индивидуальных квартир общей площадью 60 — 70 кв.м.

Первые показательные дома по проектам Л.А. Серка были построены в Москве в 1923 г.
В эти же годы складывается концепция комплексной жилой застройки жилых районов, включающая наряду с жилищем предприятия инфраструктуры. Несмотря на крайнюю скудость материальных и финансовых ресурсов эта концепция начинает реализоваться.

Неблагоустроенную усадебную застройку рабочих окраин крупных промышленных городов начинают заменять благоустроенной комплексной застройкой с 2- 4- этажными капитальными секционными или блокированными домами. К наиболее известным жилым комплексам этого типа в Москве принадлежит посёлок Сокол /арх. Н. Марковников/, комплекс при заводе АМО /арх. И. Жолтовский/, комплексы им. Разина, им. Кирова, им. Шаумяна, им. Артёма в Баку, построенные в 1924-1925 гг. по проектам арх. А. Иваницкого и А. Самойлова, а также комплексы в Харькове, Ленинграде, Тбилиси и др. крупных городах.

В некоторых комплексах создавались новые по содержанию общественные центры, состоящие из детского учреждения, школы, фабрики-кухни и рабочего клуба. Не случайно именно здания рабочих клубов, как дворцов культуры, становится одной из основных тем в творчестве выдающихся архитекторов этого времени: К. Мельникова — клубы в Москве им. Русакова /1927-1928 гг./, завода «Каучук» /1927-1928 гг./, фабрики «Буревестник» /1929 г/, И. Голосова — клуб им Зуева /1927-1929 гг./, бр. Весниных — рабочие клубы в Баку /1928 г/ и Дворец культуры Пролетарского района/ ныне им. Лихачёва /в Москве и в Ленинграде — Дворец культуры им. Горького арх. А. Гегелло, Д. Кричевского, Райляна /1925-1927 гг./.

Большинство ведущих мастеров советской архитектуры 1920-гг. наряду с теоретической и практической деятельностью преобразовали подготовку нового поколения специалистов на базе социальной ориентации и рационалистического научного подхода к проектированию: Б. Ладовский, И. Голосов, К. Мельников — во ВХУТЕМАС’е и ВХУТЕИН’е /подготовка архитекторов и дизайнеров/, бр. Веснины — в Высшем техническом училище им. Баумана /подготовка инженеров-архитекторов/.

В те же годы идеи социально ориентированной архитектурной деятельности начинают реализовываться и в западных странах. В наибольшем объёме они были осуществлены несмотря на тяжелый послевоенный экономический кризис в Германии периода Веймарской республики — В. Гропиусом, Б. Таутом, Г. Майером. Центром, объединяющим деятельность этих архитекторов, служила художественно-промышленная школа «Баухауз» в Веймаре /с 1925г. — в Дeccay/.

Она была ориентирована на рационалистическое и гуманистическое решение жилищной проблемы, и овладение языком и возможностями индустриальной техники в архитектуре и прикладном искусстве. Не случайно выставка работ Баухауза в 1922 г. проходила под девизом «Искусство и техника — новое единство».

Функция, как основа эстетики формообразования, являлась идеологической основой творчества мастеров Баухауза, получив отражение в крылатой формуле Бруно Таута: «Что хорошо функционирует, хорошо и выглядит».

В Германии 1920-х гг. были организованы жилищные товарищества, которые осуществляли по проектам архитекторов Баухауза застройку жилых комплексов для рабочих и других мало обеспеченных групп населения в ряде крупных городов. К наиболее известным из этих комплексов относятся в Берлине — Симменсштадт /арх. В. Гропиус/, Нейекёльн /арх. Б. Таут/, Бритц /Б. Таут и М. Вагнер/, «Хижина дяди Тома» /Б. Таут и Г. Хёринг/, во Франкфурте -на -Майне — комплексы Праунхайм и Роммерсштадт /Э. Май/, в Карлсруэ — комплекс Даммершток /В. Гропиус/. Формирование квартирного фонда в этих комплексах осуществлялось по принципу социальной справедливости: «Одинаковое жилище — одинаковым людям» /Gleiche Wohnungen fur gleiche Menschen/.

Объёмно-планировочная структура 2- 4- этажных жилых домов в этих комплексах была блокированной с небольшими приквартирными земельными участками или секционной; система застройки — открытой, по преимуществу строчной. В 1922 г. сходные схемы застройки предложены Л. Весниным в проектах жилых комплексов для Шатуры и Подольска.

В завершенном виде, но применительно к застройке города в целом, идеи архитекторов современного движения были отражены в градостроительном манифесте, принятом в 1933г. конгрессом CIAM в Афинах. Манифест вошел в историю архитектуры под названием «Афинская хартия» Его текст был написан Ле Корбюзье и основывался на результатах ранее проведенного изучения и анализа опыта планировки и застройки 33 крупнейших городов мира.

Манифест послужил основой для радикального пересмотра принципов традиционного градостроительства в исторически изменившихся условиях функционирования крупных городов — резкого увеличения населения, автотранспорта и насыщения промышленными предприятиями. «Хартия» провозгласила расширение принципов функционального проектирования от здания или комплекса зданий на город в целом, исходя из его четырёх основных параметров — работа, жилище, отдых, транспорт. Соответственно градостроительство предлагалось подчинить следующим постулатам:

-подчинение структуры города в целом принципу функционального членения его территории на центральную, жилую и промышленную зоны,
-согласование структуры плана города с требованиями движения автотранспорта путём перехода от традиционной уличной сети к широким транспортным магистралям с минимальным числом пересечений и размещением последних преимущественно в разных уровнях;
-оздоровление городского жилища согласно постулату «Хартии»: «солнце, зелень, пространство» — три основных элемента градостроительства …Солнце в доме, небесная лазурь за стёклами окон, море зелени, которое видишь перед собой, пробудившись от сна, тут же в городе».

Реализация принципов «Афинской хартии» привела к регламентации озеленения жилых территорий, отказу от замкнутой квартальной застройки с «дворами-колодцами», переходу к свободно аэрируемой открытой застройке при хорошей инсоляции жилищ при преимущественно меридиональном размещении зданий. Последнее обстоятельство способствовало в свою очередь распространению строчной системы застройки.

Выше говорилось, что сложившееся к концу Х1Х в. типологическое разнообразие зданий и изменение эстетических критериев сделали неприемлемым «одевание» здания нового назначения в исторические формы. Применение классических форм к 1920-м гг. стало восприниматься как неприемлемое не только эстетически, но и этически, как искажение правды явления. Однако, отринув старый универсальный архитектурный язык, следовало создать новый, равноценный ему эстетический эквивалент, «чтобы улица не корчилась безъязыкая».

Что же послужило основой новой эстетики?
Главным достижением функционализма в области эстетики стало преодоление канонизированных композиционных стереотипов, ограничения свободы компоновки пространств и объёмов зданий законами симметрии, и активное внедрение не симметрии и асимметрии, характерное выявление функции во внешней структуре здания, ориентация на тектоническую трактовку несущих конструкций.

Свободная компоновка объёмов зданий согласно их функции сопровождалась стремлением к простоте и геометричности каждого из объёмов при тяготении к идеальным формам куба, цилиндра, шара.

Ориентируясь на широкое применение в композиции стандартных конструкций заводского изготовления, ранний функционализм отказывается от эстетических возможностей традиционных материалов и конструкций- естественного камня, дерева, кирпичной кладки. Каменная кладка, как правило, штукатурилась, причем штукатурка часто имитировала бетон.

Таким образом, ведущими эстетическими постулатами модернизма становились:
— геометризм /» архитектура прямого угла»/;
— антидекоративизм /» Орнамент — это преступление» — называется книга идейного предтечи модернизма — А. Лооса/;
— эстетика механически обработанных поверхностей строительных конструкций заводского изготовления — антитеза предшествовавшему культу изделий ручного труда У. Морриса/ 1834-1896 гг./ и мастеров его круга.

Весьма сдержанно относился модернизм и к введению цвета в архитектуру. Объекты раннего функционализма обычно монохромны — либо серый бетонный колорит, либо «белый, купающийся в солнечных лучах».

Естественно, не все мастера модернизма разделяли эти принципы. Я. Чернихов писал в 1930 г.: «Функциональность, рациональность, целевая установка, конструктивность и целесообразность суть понятия в высшей степени необходимые в известные моменты их применения, но замена понятия красоты этими понятиями — не возможна».

Ориентация на изделия заводского производства, унификацию, типизацию, эстетический потенциал сборного строительства была не случайной и определялась не только присущим ХХ в. техницизмом, но и требованиями экономической целесообразности при массовом восстановлении жилищного фонда после Первой мировой войны.

Унифицированность облика и геометризм заводских изделий расценивались мастерами новой архитектуры как эстетическое средство гармонизации и обеспечения художественного единства застройки, приходящее на смену академизму. Ле Корбюзье в 1923 г. писал: «Промышленность разливается, как река, затопляющая берега, несёт нам новые средства, отвечающие этому новому времени и его духу…Надо создать дух серийности, стремление жить в серийных домах, проектировать дома, как серии..»

Колоссальное влияние на формирование композиционных приёмов в архитектуре Современного движения оказали опубликованные Ле Корбюзье в его книге «Лучезарный город» пять принципов проектирования зданий:
— на открытых столбах, отрывающих здание от грунтовой сырости;
— с совмещённой плоской железобетонной крышей-садом, предоставляющей жителям дополнительную рекреационную территорию;
— со свободной планировкой внутренних пространств, которую обеспечивает замена внутренних стен колоннами каркаса;
— с ленточными окнами, повышающими освещённость помещений;
— со свободной композицией фасадов, которая достигается заменой несущей конструкции наружных стен на ненесущую, при переходе на каркасную конструктивную систему.

Четкость и рецептурный характер этих композиционных положений способствовали их повсеместному распространению, и в течение нескольких десятилетий «пять принципов Ле Корбюзье» вошли в архитектурную практику не менее широко, чем «Правила пяти ордеров архитектуры» Д. Виньолы /1562 г./ за предшествующие четыре столетия.

Сложилась парадоксальная ситуация: отрицая в принципе нормативность классических архитектурных форм, в реальной практике функционализм привёл к достаточно единообразной и по существу рецептурной художественной форме.

Умышленное ограничение выразительных средств со временем могло бы привести эстетику этой школы к обесцениванию, либо было бы преодолено в процессе поступательного развития. Однако это не произошло. В Европе развитие функционализма было прервано экономическим кризисом, в СССР -директивной сменой эстетических установок. Формирующиеся тоталитарные режимы для укрепления своего престижа нуждались в совсем другом архитектурном языке /преимущественно неоклассицистическом/.

Однако, объяснение кризиса функционализма в начале 1930-х гг. только экономическими и политическими причинами страдает неполнотой. Действительно, в искусствоведческой литературе сложилось устойчивое суждение о неоклассицизме 1930-х гг. как о стиле, присущем исключительно тоталитарным государствам, использовавшим его для самоутверждения.

Это мнение справедливо только отчасти. Послевоенный авангард 20- х. гг.: внедрялся в самой демократичной отрасли архитектурной деятельности — массовом жилищном строительстве по преимуществу. Функциональные запросы и требования экономичности здесь удачно совпали с эстетическими установками авангарда на аскетичность выразительных средств и антидекоративизм.

В начале 1930-х гг. возникла необходимость возведения ряда крупных общественных зданий. Абстрактные геометричные формы функционализма были в силу их малой коммуникативности мало пригодны для возведения таких зданий, имеющих ответственную идеологическую программу. Кроме того, индустриальные конструкции, на которые ориентировался модернизм, переживали стадию становления, и не обладали ещё той совершенной холодной элегантностью, которая придаёт абстрактным формам эстетические качества. Такого уровня они достигнут лишь десятилетия спустя.

Поэтому модернисты проигрывают на всех международных конкурсах на крупные общественные здания независимо от политических /демократических или тоталитарных/ установок заказчиков, например, в конкурсах на Дворец Лиги Наций в Женеве или Дворец Советов в Москве. Они проигрывают мастерам, исповедующим /в умеренной степени/ традиционные ценности классицизма.

В то же время неоклассицизм 1930-х гг. будет отличаться от неоклассицизма 1890-1910-х гг. существенным обобщением и упрощением классических форм, в чём безусловно сказывается влияние Современного движения.

Отступление функционализма перед неоклассицизмом затянулось на 10-30 лет /в различных странах по разному/. Это позволяет сделать некоторые выводы, подводящие итоги первому этапу становления функционализма.

Эстетическая оценка функционализма 20-х гг. остаётся нестабильной, резко изменяясь на протяжении десятилетий. Это отчётливо прослеживается на отношении к реконструкции жилых комплексов периода раннего функционализма. Так, в период повторного разочарования в модернизме /конец 60-х — начало 70-х гг./ построенный в 1927 г по проекту Ле Корбюзье посёлок Пуссак был полностью преображён при реконструкции: плоские крыши заменены скатными, ленточные окна замкнутыми, фасады получили многоцветный декор.

Спустя десять лет в Германии при реконструкции объектов раннего функционализма имело место диаметрально противоположное — бережное отношение. Жилые комплексы В. Гропиуса, Б. Таута. Г. Хёринга были тщательно, любовно и документально точно реставрированы и реконструированы.

Если эстетическая оценка вклада раннего модернизма в историю зодчества неоднозначна, дискуссионна и до сих пор изменчива во времени, то его вклад в решение функциональных и социальных задач архитектуры бесспорен.

Объективным достижением функционализма стало изменение метода проектирования — переход от эмпирики к научному методу. Он базировался на выявлении и изучении объективных физиологических и функциональных требований человека к окружающей среде — по геометрическим и физическим параметрам: инсоляции, освещённости, температуре, влажности и скорости движения воздуха в помещениях и пр.

Существо этого нового подхода к проектированию сформулировано В. Гропиусом: «Что касается вопроса о минимальных требованиях, предъявляемых к жилищу, то они заключаются в элементарном минимуме света, воздуха, жилой площади, которые необходимы человеку, чтобы при полном развитии его жизненных функций жилище не являлось бы тормозом его жизненной деятельности».

Проведённые в полном соответствии с этой концепцией многочисленные научные исследования послужили основанием для разработки строительного законодательства и соответствующих государственных норм проектирования. В нормах были регламентированы минимальные гигиенические параметры размеров квартир, освещённости, инсоляции помещений, температуры и влажности воздуха в них, кратности воздухообмена, допустимого уровня шума, требования звукоизоляции, размеры озеленения жилых территорий и т. п. Снижение проектных показателей ниже нормативных не допускалось.

Таким образом, был законодательно закреплён достойный уровень проживания для основной массы населения. Это стало бесспорным социальным достижением функционализма.

Мировая архитектурная пресса 1970- начала 1980-х гг. была заполнена критикой функционализма /его второго периода-1940-1960-х гг./, фиксацией краха его эстетических концепций, жизнестроительных и этических идей /Р. Бэнэм, Р. Вентури, Ч. Дженкс, Л. Мумфорд, Я. Вуек и др./, но упускала при этом его существенный вклад в мировое зодчество. Благодаря функционализму произошла постановка формирования предметно-пространственной среды зданий и застройки на научную основу по объективным законам биологической и функциональной целесообразности.

Научно-обоснованная регламентация параметров предметно-пространственной среды имеет ещё один положительный аспект. До функционалистов архитектурно-проектная деятельность носила преимущественно эмпирический характер. Поскольку процент выдающихся мастеров в любой области деятельности и в каждом поколении относительно мал, преобладающая часть зданий и сооружений возводится по проектам недостаточно одарённых или умелых авторов, не способных не только к художественному творчеству, но и к полноценному решению многочисленных функциональных задач архитектуры.

Метод их работы блестяще описан А. П. Чеховым: «Когда ему заказывали план, то он обыкновенно чертил сначала зал и гостиную…к ним он пририсовывал столовую, детскую, кабинет, соединяя комнаты дверями, и при том они неизбежно становились проходимыми и в каждой было по две и даже по три лишних двери.

Должно быть идея у него была неясная, крайне спутанная, куцая: всякий раз точно чувствуя, что чего-то не хватает, он прибегал к разным пристройкам, присаживая их одну к другой, и я, как сейчас вижу узкие сенцы, коридорчики, кривые лестнички, ведущие в антресоли, где можно стоять только согнувшись по- полам. У фасада упрямое чёрствое выражение, линии сухие, робкие, крыша низкая, приплюснутая, а на толстых, точно сдобных, трубах неизменные проволочные колпаки с чёрными визгливыми флюгерами».

Благодаря созданной функционалистами системе регламентации, процесс проектирования стал базироваться на законодательной основе, защитив потребителей объектов строительства от крайних проявлений некомпетентности или не одаренности проектировщика в решении функциональных и технических задач архитектуры.

Научный подход к проектированию перерос рамки породивших его течений /конструктивизма, функционализма/ и их крайностей /техницизма, антидекоративизма/ и стал всеобщим методом проектирования уже ко второй половине ХХ в.

Т.Г.Маклакова.
«Архитектура двадцатого века» —
М.: Изд-во АСВ, 2001.-200с, с илл.

Функционализм в примерах: